Старая правда

Как всё в моей жизни происходит случайно, незапланированно, по принципу: "на ловца и зверь бежит", так и на работу в спектакле я попала неожиданно для себя — "музыкальным консультантом", а также и "консультантом по костюмам"... Что такое "музыкальный консультант" в данном случае, мне было не очень понятно, пока мне не объяснили, что надо актёров научить исполнению деревенских песен на русском языке... И, как ни удивительно, пели! И хорошо! 

Слышать "Чонкина" на иврите, а главное, понимать, что всё именно так с точки зрения текста, что ничто в игре актёров не вызывает противоречия или несогласия с его трактовкой, для меня было откровением. Хотя я понимала, что большую роль в этом успехе для меня, как зрителя, имел значение "адреналин солидарности" актёров с автором книги. Мне даже не мешал сидящий на сцене на настоящем камне араб в куфие, вовсе не актёр. Он просто сидел и держал на верёвке овцу, которая жевала мирно сено,  а рядом  Чонкин  любил женщину....

Зал иногда взрывался смехом,  а я думала о судьбе писателя, выгнанного из дома.

Спектакль шёл год. Как положено. Израильский зритель был в восторге. А через год я прочла в ивритской газете о том, что ВОЙНОВИЧА лишили граж­данства. И загордилась страной, которой небезразличным оказался какой-то Войнович...

— Ты что? Не знаешь? "Чонкина" не читала?" — это был ответ моего израильского друга на вопрос "Как спектакль?" — Это же книга Войновича.

А вот и наши "деревенские": слева (с бородой) — мой любимый друг САША ОКУНЬ, художник из Питера. Саша тогда знал приблизительно слов сто на иврите (я — чуть больше), но, нарисованный им к спектаклю портрет Сталина, сразу сделал его "своим и любимым".

Конечно, было туго с реквизитом. Костюмы создавались "из ничего". Вилы, грабли, лопаты были в нужном количестве. А вот шапок и платков.... Находили, однако. Конечно же, выручала Сашкина гармонь настоящая (играл кое-как...). Очень лихо меха вздыхали и раздувались...